08.07.2022

Книга дня

Об авторе

Нина Густавовна Орлова-Маркграф родилась в 1954 году на Алтае, в селе Андронове, там же прошло ее детство, там она начала писать стихи.

   Когда девочке исполнилось 15 лет, ее семья переехала в город Камышин на Волге. С тех поро камышинские пейзажи, по словам писательницы, как живые, стоят у нее перед глазами.

   "Было лето, - вспоминает Нина Густавовна. - Я ходила и разглядывала улицы, как живопись, как сочащиеся красками картины. Сады с изобилием плодов, оранжевая дорога, усыпанная абрикосами, розовая глина берегов Волги и глубинная синева, когда смотришь на нее с высокой веранды дома… Передо мной открылась новая земля и  небо, ночью такое низкое, жаркое, полное крупных, совсем южных звезд".

   Нина поступила в камышинское медицинское училище, где были на редкость строгие и требовательные преподаватели, благодаря которым ей до сих пор удается лечить всех, кто этому не сопротивляется. Некоторые конкретные случаи из медицинской практики, а также впечатления, переживания, потрясения молоденькой медсестры и легли в основу сборника рассказов "Хочешь жить, Викентий?".

О книге

Н. Орлова-Маркграф «Хочешь жить, Викентий?»

Сборник рассказов о жизни учащихся медицинского училища, которые в данный момент на практике.

Главный герой – Саня, от его лица и идёт повествование. Все его истории наполнены юмором, умными мыслями и правильным посылом для читателя. В больнице каких только больных не бывает - это и мнимые самоубийцы, которых только напугай моргом сразу излечиваются, и жутко пострадавших, но быстро восстанавливающихся, и умирающих от рака ветеранов, и многих других. Каждый рассказ, несмотря на одних и тех же героев, отдельная история, имеющая свою фабулу. Из каждой истории можно сделать выводы для себя. Это очень важно в литературе, особенно в подростковой, коим является этот сборник.

Рассказы объединены одними и теми же персонажами. Истории будут не только занятными, но и полезными для тех, кто ещё только собрался связать свою жизнь с медициной. Книга будет также интересной для родителей, которые хотят, чтобы отпрыски их стали медиками, так как если профессию узнать с такой стороны, то может выбор будет более осознанный. История из жизни, более чем интересная, позновательная, этой книге хочется верить.

Отрывок из книги

   В апреле наша группа пошла на практику. Мы должны были пройти четыре отделения: терапию, кардиологию, детское отделение – и затем попасть на весь июнь в нашу святая святых – зубной кабинет.

   Но я добрел только до кардиологии.

   Когда мы с Евдокией Петровной, процедурной сестрой, начинали делать уколы, ко мне устанавливалась целая очередь. Больные считали, что у меня легкая рука. Я колю так, что они улыбаются. Мне думается, что если бы я этих сердечников колол по утрам спящими, они бы так и продолжали спать до самого обхода, даже не вздрогнув. А как я ставлю банки! С этими банками меня вообще заколебали: только подхожу утром к посту, а кто-нибудь из больных уже начинает клянчить:

   - Санечка, поставишь вечером банки?

   Руки у меня оказались способные, только меня эти успехи не греют: медицина ведь мне до лампочки, а клятва Гиппократа кажется самым натуральным выпендрежем: «Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигией и Панацеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно…» - ну и так далее, такая же мура!

   Я просто думаю: какой толк от того, что Евдокия Петровна страсть как влюблена в свое дело, если вот уже двадцать лет у больных от ее уколов в глазах чертики пляшут?

   Однажды утром я сидел за сестринским столом и разбирал кучу бумажек – вчерашние анализы, которые только что принесли из лаборатории. Их нужно было подклеить к историям болезни до утреннего обхода.

   - Привет, медбратик! – услышал я за спиной звонкий насмешливый голос и, обернувшись, увидел девочку лет пятнадцати.

   У нее были каштаново-лиловатые волосы, схваченные огромным бантом на макушке, и то ли из-за банта, то ли оттого, что утро было летнее, ясное, глаза ее казались очень синими и большими, будто на портрете. Только они были живые. Девочка была необыкновенно тоненькая, а кожа у нее – прозрачно-золотистого цвета, который был скорее свет, чем цвет. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь дергал ее за косы, бросал в нее снежками, ставил ей двойки… Как к ней прикоснуться?.. И такими ненужными, неправдоподобными, далекими показались вдруг лекции Валерии Дмитриевны: кости черепа, грудная клетка, кости таза…

   - Или вас лучше называть сестричкой? – весело спросила она, встав рядом со мной.

   Я удивился ее обыкновенному, «человеческому» голосу и ответил, притворяясь, будто принял ее за обыкновенную девочку:

   - Называйте меня Саня – меня здесь все так зовут.

   - А меня все зовут здесь Любочкой! – засмеялась она и заговорщически прошептала: - Посмотри, пожалуйста, мой анализ крови…

   - Нет, Марья Ивановна будет ругаться, - сказал я.

   Мне не хотелось, чтоб она уходила. Может быть, начнет меня уговаривать?

   - Марья Ивановна в приемном покое, я сама видела, как она туда спускалась.

   - Все равно нельзя, - ответил я.

   - Ну, пожалуйста! – сказала она.

   - Как фамилия?.. – вздохнул я, строя из себя великомученика в белом халате.

   Норму – чего в крови сколько – Валерия Дмитриевна заставила нас вызубрить назубок, так что в анализах я, можно сказать разбирался.

   Я нашел бумажку с фамилией девочки. Хуже не придумаешь! Чёрт знает сколько лейкоцитов, повышенное СОЭ, уменьшенный гемоглобин… Но не зря же прямо передо мной два года висел плакат: «Наша медицина – самая гуманная».

   - У-у-у! – ухмыльнулся я, вкладывая бланк с результатом анализа в историю болезни. – Не кровь, а шампанское! С такой кровью вы обречены на вечную жизнь, Любочка!

   - Да? – засмеялась она.

   Я вдруг ощутил внутри горячее сияние нежности, восторга и желание немедленно засмеяться вместе с ней и заполнил это, испуганно и удивленно чувствуя возникновение странной, сумасшедшей, беспричинной радости и интереса к жизни…